Усадьба Дубровицы - мобильный путеводитель
Verification: 424ddac4c9c290d4
Виктор Юрьевич Лукашевич
Князь Борис Алексеевич Голицын
и выбор невесты для Петра I

(проблема царского брака в политической борьбе 1680-х годов)
О храме Знамения в Дубровицах и его заказчике – князе Б.А. Голицыне – ходит множество легенд. Одна из них (как уверяют СМИ) пользуется популярностью среди местных жителей. Говорят, Борис Алексеевич хотел, чтобы Петр венчался в его церкви, и корона, завершающая храм, — это символ свадебного обряда. Мечта Голицына не сбылась, но необычный купол остался.
Конечно, эта гипотеза не выдерживает серьезной критики. Закладка Дубровицкой церкви произошла на полтора года позже женитьбы царя Петра Алексеевича на Евдокии Лопухиной; более того, к моменту начала строительства у молодой пары уже рос первенец – пятимесячный царевич Алексей…

Так стоит ли обращать внимание на местный фольклор? И есть ли в приведенной легенде хоть какое-то рациональное зерно?

Оказывается – есть! Суть его заключается в том, что Борис Алексеевич Голицын действительно хотел, чтобы юный Петр венчался…, но не в Дубровицах (царская свадьба могла происходить лишь в Кремле) и не на Е.Ф. Лопухиной, а на совсем другой девушке. Ведь первый брак Петра имел длительную предысторию…
В неустойчивой политической системе регентства царевны Софьи Алексеевны (1682-1689) женитьба царя Петра Алексеевича была одним из немногих легальных способов выхода из сложившегося тупика «троецарствия», знаменуя собой совершеннолетие монарха и тем самым отнимая у царевны Софьи единственный законный повод для сохранения высшей власти.

Парадоксальным образом, такая женитьба могла (в зависимости от выбора невесты) повлечь за собой как стабилизацию политической ситуации, компромисс, соглашение внутри кремлевских элит, так и новый виток конфронтации, крайнее обострение отношений группировок, сложившихся вокруг царевны Софьи Алексеевны и царицы Натальи Кирилловны.

Царевна Софья Алексеевна. Неизвестный художник, XIX век.
Государственный Эрмитаж/Википедия
Кравчий младшего царя, его «близкий советник и друг» (по выражению нидерландского резидента в Москве И. фан Келлера), князь Борис Алексеевич Голицын, «которой был всегда партии главным царя Петра Алексеевича» (по словам другого современника – князя Б.И. Куракина), не мог остаться в стороне от решения столь важного вопроса, как выбор царской невесты. Однако, за исключением одного-единственного эпизода, мы не знаем решительно ничего о задуманных им проектах и предпринятых действиях.



Портрет работы С. Ф. Александровского
(Из собр. кн. Е. А. Воронцовой-Дашковой)
Википедия
Своеобразие придворной ситуации 1680-х годов заключалось в том, что главой противоположной «партии», поддерживавшей притязания на власть царевны Софьи Алексеевны, выступал его двоюродный брат, судья Посольского, Иноземного, Рейтарского и иных приказов, боярин князь Василий Васильевич Голицын, «царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель» и проч., и проч.

Эта трагическая раздвоенность, когда политические интересы возглавляемой им «партии» были прямо противоположны устремлениям наиболее значимой фигуры в роду Голицыных, не только наложили свой отпечаток на брачные стратегии Б.А. Голицына, но и предопределили, в конечном счете, их несостоятельность.


Василий Васильевич Голицын
Википедия
Общепризнанно, что исходным толчком, побудившим окружение Петра начать поиски невесты для младшего царя, стала женитьба старшего — Ивана 9 января 1684 года на Прасковье Федоровне Салтыковой. Перспектива в скором времени заполучить наследника мужского пола для своего родного брата значительно усиливала претензии на власть царевны Софьи Алексеевны и ослабляла позиции Нарышкиных. Поэтому, несмотря на то, что Петр был на целых шесть лет младше Ивана, решено было начать поиск невесты, не откладывая дела в долгий ящик.

Причина такой спешки понятна. Поскольку брак означал формальное совершеннолетие царя Петра, он автоматически ставил под сомнение правовые основания режима регентства, что давало царице Наталье Кирилловне право требовать отстранения Софьи и поддерживавшей ее придворной группировки от управления государством. И потому, как бы ни был юный монарх далек от мысли жениться, политические мотивы требовали его скорейшего бракосочетания.
Наиболее раннее свидетельство о подготовке свадьбы царя Петра Алексеевича встречается в сочинении саксонца Георга-Адама Шлейссингера «Полное описание России, находящейся ныне под властью двух царей-соправителей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича» («Die gantze Beschreibung Reusslandts, wie sich dieselbige anjetzo unter den beyden Regierenden Zaaren Iwan Alexewitz und Peter Alexewitz befindet»).

Эта книга написана в модной для своего времени форме диалога двух вымышленных собеседников (Филандера и Констанса), которые обсуждают между собой обычаи, нравы, географию и климат далекой России:

«Констанс. …А у старшего царя есть ли супруга?
Филандер. Да, у него есть жена — боярская дочь. Но наследников нет. Говорят, что младшего уже тайно обручили».

Исходя из того, что Г.-А. Шлейссингер (в русских документах – «школьный мастер» Юрий Слейзинк) покинул Москву в марте 1685 года (вместе со шведским комиссаром Кристофером фон Кохеном), историки относят появление первых слухов о готовящемся браке Петра именно к этому времени. Однако это утверждение довольно спорно. Рукопись Г.-А. Шлейссингера (на 74 листах, in octavo, 8°) датирована 1687 годом.

Следовательно, никак нельзя утверждать, что сведения, приводимые в ней автором, строго соответствуют времени его пребывания в России. Замечено, что некоторые данные явно почерпнуты им из вторых рук. Следовательно, свидетельство о тайном обручении младшего царя могло быть более поздним, заимствованным из других источников.

Первая, известная по имени, «невеста» Петра Алексеевича это дочь имеретинского (грузинского) царя Арчила II Багратиони – Дареджан. О ней (вероятно, со слов своей тетки – игуменьи Новодевичьего монастыря Антонины Даниловны) уверенно сообщает польский дипломат Иосиф Лядинский в своем донесении, написанном сразу после 8 (18) апреля 1686 года. В своей реляции И. Лядинский пишет о планах петровского окружения женить юного монарха на дочери находившегося в России имеретинского царя Арчила II, изгнанного другим грузинским царевичем, его свояком, а также о недовольстве такими планами царевны Софьи, видевшей в этом браке угрозу, поскольку женитьба Петра означала бы его совершеннолетие и формальное окончание регентства8.


Изгнанный в 1679 году в очередной раз из Имеретии (на трон которой он неоднократно претендовал) царь Арчил II обосновался в России, где с 1682 года проживал с семьей в Астрахани. После многочисленных просьб изгнанника, в феврале 1684 года в Москву было позволено приехать его сыновьям Александру и Матвею (Мамуке). И лишь 27 марта (6 апреля) 1685 года последовал царский указ о выезде в Москву самого имеретинского царя «со всем домом ево». Арчил с женой Екатериной (Кетеван) и дочерью Дарьей (Дареджан) прибыл в столицу в первой половине декабря 1685 г.
Возможно, вызов Арчила II в Москву был непосредственно связан с планами царицы Натальи Кирилловны женить Петра на его дочери. Во всяком случае, в феврале-марте 1686 года отмечается период особого внимания русского правительства к находившемуся в Москве семейству имеретинского царя (прибавка денежного жалования, присылка мастеров из Оружейной палаты, подарки богослужебных книг и т. п.). Кроме того, после торжественной аудиенции, данной самому Арчилу 11 (21) февраля, цари «указали быть у себя на дворе на приезде» царице Екатерине Давыдовне. Прибыв, она направилась «в Верх до хором великой государыни царицы и великие княжны (так в тексте!) Наталии Кирилловны»9. Не исключено, что визит жены царя Арчила к матери царя Петра имел прямое отношение к подготовке свадьбы.

Однако с делом не торопились. В письме Марциана Огинского регенту коронной канцелярии Станиславу Антонию Щуке, написанном (как предполагает К.А. Кочегаров) между 9 (19) и 13 (23) февраля 1686 года, литовский канцлер сделал важное наблюдение: «Свадьба царская снова переделана: и невеста сидит во дворце, и царь не женат». За всем этим Огинский видел усилия «третьей властвующей», то есть царевны Софьи10.

В итоге, свадьбу все же сыграли, но с другими участниками. 14 ноября 1686 г. царевич Александр Арчилович (будущий первый русский генерал-фельдцейхмейстер) женился на дочери боярина Ивана Михайловича Милославского Феодосии. Шведский ученый-славист Ю.-Г. Спарвенфельд, бывший большим другом семьи царя Арчила, записал в своем дневнике: «Старший сын царя по совету принцессы Софии взял в жёны младшую дочь Ивана Михайловича Милославского, чем князь Арчил был не особенно доволен»11. Как видно, за семьей Арчила ревниво ухаживали и Наталья Кирилловна, и Софья Алексеевна. И даже если сам Арчил больше благоволил к Нарышкиным, это никак не сказалось на осуществлении династического союза.

Связав Александра Арчиловича брачными узами с семьей Милославских, Софья Алексеевна заблокировала царскую свадьбу. Ведь теперь, женившись на Дареджан, Петр оказался бы в родстве с потомками Ивана Михайловича Милославского, которого петровское окружение считало одним из организаторов стрелецких расправ в мае 1682 года, и ненависть к которому культивировалась Нарышкиными так страстно, что дала свои плоды в воспитании царя, не постеснявшегося в 1697 г. осквернить тело давно умершего врага и потом долгие годы искоренявшего «семя Ивана Михайловича» со всей присущей ему жестокостью12.

Однако, как ни странно, «грузинский проект» не был сразу похоронен. Скорее, в нем были смещены акценты. Теперь уже (в свете дипломатических успехов правительства В.В. Голицына, в частности, заключения «Вечного мира» с Речью Посполитой) Арчила хотели задействовать во внешнеполитических играх, показав его польской стороне, как будущего владетеля независимого Крыма. Об этом еще 31 марта 1686 года писал глава польско-литовской делегации на переговорах в Москве Кшиштоф Гжимултовский. Позже, 16 октября того же года, шведский комиссар К. фон Кохен передавал слухи о том, что В.В. Голицын будет командовать Новгородским полком, а имеретинский царь – Московским14. Таким образом, в Москве делали все, чтобы придать фигуре Арчила Багратиони больший политический вес.

В таких условиях брак Петра с грузинской царевной Дареджан (если бы он осуществился) накрепко связывал молодого царя с антиосманским союзом и Священной лигой, что было на руку именно творцам «Вечного мира» царевне Софье и князю В.В. Голицыну. Кроме того (по осторожному предположению А.С. Лаврова), теперь, после свадьбы Александра Арчиловича на Феодосье Милославской, одной из целей династического союза могло быть именно сближение двух враждующих кланов15.

К.А. Кочегаров высказал гипотезу, что одним из инициаторов «грузинского проекта» женитьбы Петра I был князь Борис Алексеевич Голицын. Возможно, именно он и рекомендовал Дарью в супруги молодому монарху16. Однако мнение это основано на весьма скромном основании: а именно, на том факте, что содержанием семьи Арчила II во время его пребывания в Астрахани и путешествия в Москву ведал приказ Казанского дворца, которым руководил Б.А. Голицын. Представляется, что одного этого факта (даже признавая «нарышкинский» источник самого этого проекта) слишком мало, чтобы строить на его основании какие-либо гипотезы.

Так называемый «грузинский проект» просуществовал больше года – и в конце мая 1687 года был по-прежнему актуален. Подтверждением тому служит донесение датского комиссара Генриха Бутенанта из Москвы от 28 мая 1687 г.: «Здесь все говорят о том, что младший царь, который вступил в свой шестнадцатый год, собирается жениться после дня Петра и Павла. Поскольку эти поиски (невесты) происходят тайно, никто не может узнать, на которую семью выпадет это счастье. Между тем, ко двору каждый день привозят красивейших девиц и проводят их смотрины, и имеретинская принцесса также уже была дважды привезена. Весь народ желает, чтобы выбор пал на нее (она должна быть очень красивой). Ее отец, имеретинский царь, находится здесь с тремя своими сыновьями, старший из которых женился на дочери Ивана Михайловича Милославского»17.

На удивление длительный «жизненный цикл» «грузинского проекта» позволяет увидеть и зафиксировать происходившие в нем качественные изменения. Как видно из приведенного письма Г. Бутенанта, в 1687 году в Москве был устроен официальный смотр невест, в котором (на общих основаниях?) участвовала и царевна Дареджан. А между тем, в декабре 1685 года, в момент приезда Арчила в Москву, его дочь упрямо скрывали от глаз царедворцев. Стольнику С.П. Нелединскому, на встрече во Владимире настойчиво добивавшемуся «…чтоб видетца» с Дареджан, отец царевны ответил, что «дочере де их за приключившеюся болезнию вытти невозможно, да и обыкновения де у них такова нет, чтоб девицам х кому выходить». Через несколько дней, на аудиенции в селе Покровском 5 (15) декабря 1685 г., такой же отповеди («дочь де его давно неможет же») удостоился и князь Ю.Я. Хилков18. Показательно, что зимой 1685/1686 года судьба царевны Дареджан решалась в прямых переговорах на высшем уровне, а год спустя – в общем смотре невест. Это можно квалифицировать, как несомненное понижение статуса претендентки. Возможно, мать Петра царица Наталья Кирилловна уже искала для сына другую невесту, а смотр был затеян, чтобы завуалировать отказ. Однако Нарышкины сделали все, чтобы срыв брака Петра с Дареджан не носил оскорбительного для Арчила II характера19.

Таким образом, можно констатировать, что летом 1687 года «грузинский проект» женитьбы Петра по каким-то причинам был «сдан в архив». Приходилось заново начинать поиск невесты. Однако, как известно, свято место пусто не бывает, и новая претендентка быстро нашлась...

Портрет Евдокии Федоровны, первой жены Петра I.
продолжение следует...
Made on
Tilda