Вступая в дом...

"Вступая в дом, мы снова переносимся в другую эпоху. Обстановка, здесь находящаяся, частью сохранилась от времен Мамоновых, главным обра­зом же свезена сюда новым владельцем усадьбы С. М. Голицыным, вернувшим старую вотчину своего рода от наследников душевно-больного гр. М. А. Дмитриева-Мамонова, сына фаворита. Голицын заново омеблировал дом, опустошив с этой целью другое имение свое — Кузьминки. От­туда перевез он много мебели, фамильные порт­реты, бронзу, фарфор, даже две большие декора­тивные мраморные вазы, поставленные в цветнике перед домом".

"Последний владелец мало обращал внимания на художественную старину: по его идее появились на лестнице чудовищные по своему безвкусию панно, изображающие прогуливающихся придворных и сцены из жизни Екатерины II в духе конфетных коробок; его вкусом объясняется отдел­ка „под дуб" столовой и пристрастие к "роскош­ной", инкрустированной мебели второй половины XIX века. Все же, несмотря на эти "эстетические грехи", немало осталось в доме прекрасной ху­дожественной мебели, бронзы и фарфора, старых часов, безделушек, картин и альбомов".

А. Н. Греч. "Подмосковные усадьбы", 1925 год.

"К сожа­лению, оголенными кажутся многие комнаты, ли­шившиеся главного своего украшения — фамиль­ных портретов, перевезенных в Москву в первые годы революции. Среди нескольких десятков хол­стов были тут работы Ротари, Рокотова, Барду, Тропинина, Кипренского, К. Брюллова, П. Соко­лова и ряда других, частью крепостных живописцев".

А. Н. Греч. "Подмосковные усадьбы", 1925 год.

На фото, сделанном 1920-х часть портретов еще на своих местах. Подробнее о них - на странице Портретной галереи Голицыных в Дубровицах

В следующем письме 16 октября дальней­шее описание Дубровицкого дома:

„Признаюсь, что не нашел тех славностей или богатства, коих ожидал; видно, потаскали многое, однако же довольно еще осталось. Не понимаю, куда девались фаворита бумаги, которые должны быть очень любопытны.

Негри рассказал мне на месте подробно, как брали графа, как он защи­щался ручками изломанных им стульев. Дом огром­ный, но граф занимал всегда одну только конурку, обвешанную материями, картинами и закиданную откуренными сигарами. На окошке множество склянок с эссенциями, порошками, мазями; видно, что он сам себя лечил, приехав из Парижа во французской.

Большая зала с одной стороны заключает библиотеку, весьма отборную и эстампы; но ежели останется это все еще год тут, то в се испортится, ибо книги уже плесневеют от сырости .

С другой стороны, в такой же зале минералогический и медальный кабинеты .

Почти во всех комнатах портреты императрицы Екатерины в разных видах, и силуэт ее с надписью руки графа Александра Матвеевича: снят силуэт с императрицы мною в таком году и число.

Есть целый шкаф с книгами и эстампами соромскими (неприличными). Подобной коллекции, верно, ни у кого нет... Картин совсем мало. В этом доме вообще странная смесь всего, что хочешь... Графиня зовет разбирать эстампы, а это моя страсть, как ты знаешь. Не найдутся ли бумаги в кладовой, которую уже, после чаю, отопрут. Мне очень бы хотелось бумаги прибрать, многие из них должны быть любопытны***.

Заглядывая во все уголки дубровицкого дома, Булгаков наткнулся в библиотеке на рукописи Матвея Александровича. Всю ночь он провел в их чтении. В записках М. А. Дмитриева-Мамонова давались характеристики многим деятелям XVIII века – Потемкину, Румянцеву, Орловым, Разумовским… Другая тетрадь заключала в себе суждения о Екатерине II и ее реформах, третья – разбор философских сочинений Вольтера и Руссо. Еще одна тетрадь была только начата – «Размышления о Наполеоне».

От любопытного чиновника не укрылись и более злободневные записки графа. «Тебе могу сказать.,- писал Булгаков брату,- что я нашел также сочиненный им статут, по крайней мере им написанный и перемаранный, так называемого им Общества Рыцарей Смерти****, из коих, по-видимому, хотел он составить себе тамплиеров; обряд, клятва, прием, обязанности те же, как у всех тайных обществ: некоторые листы, кои видно поважнее, им вырваны. Мы положили с графинею их сжечь и тем этому положить конец».

Гербовый зал в Дубровицах был обнаружен под слоем штукатурки во время реставрации после пожара, произошедшего в 1964 году. Причина пожара - возгорание электропроводки. Надо уточнить, что в тот момент усадьба была трехэтажной. Некоторые сотрудники института жили прямо в зданиии пожар произошел из-за невыключенного утюга в одной из жилых комнат. В настоящее время в Гербовом зале сейчас проводятся заседания Ученого совета.

"Достопамятны также разные вещи, принадлежавшие Дмитрию - Царевичу, напр., рубашка, ложка, перстень помя­нутого царевича*. Особенно мне понравился розо­вый бриллиант формы груши, имеющий особен­ную красоту и блеск, прекрасный изумруд и сапфир, на коем вырезан портрет императрицы. Не стану подробнее говорить о сих вещах, ибо ты, вероятно, их увидишь, ежели графиня повезет с собою в Петербург, а все это отдано ей под сохранение. До бумаг не добрались мы. Завтра едем в Москву".

Входя во дворец, посетитель попадал сначала в вестибюль с мраморной копией античного Дискобола, стоявшей в его центре. Помещение, скупо убранное деревянными резными шкафами, украшали два больших портрета – Елизаветы с арапчонком (копия известного портрета Гроота) и Екатерины II верхом на коне в мундире Преображенского полка (копия работы Эрихсена).

Около выхода на балкон стояли бюсты Екатерины II и ее фаворита А. М. Дмитриева-Мамонова – предположительно работы Ф. И. Шубина. К одной стене был придвинут изящный мраморный столик-консоль со стилизованными львиными фигурами вместо ножек. На столике стояли, как бы включаясь в стенную роспись, несколько мраморных кариатид и богинь-аллегорий времен года. Тут же – весьма причудливые канделябры, привезенные последним владельцем.

Напротив столика когда-то висело большое зеркало в золоченой раме с надписью: «Пожалован 1786 г. декабря 16 дня». Надпись, понятно, относилась не к зеркалу, а к портрету Екатерины II, преподнесенному фавориту в этой раме. Полотно пропало в 1812 году, после ухода из усадьбы французов. Пустую раму заполнили зеркалом. Отражающийся в нем бюст Николая I был, конечно, приобретением С. М. Голицына (Первого), горячего поклонника императора, а вся украшавшая зал бронза – помпезные люстры и канделябры, а также бюсты владельцев Кузьминок были заказаны С. М. Голицыным (Вторым).

Дальнюю половину этажа занимали в прошлом семейные апартаменты: кабинет хозяина, столовая, будуар супруги, спальня и небольшая, так называемая интимная гостиная.

Примыкавший к Гербовому залу кабинет с мраморным камином был заново обставлен мебелью из Кузьминок – тяжелой, обитой тисненой кожей. Во вкусе конца прошлого века цветастые турецкие ковры покрывали полы и стены. Здесь же традиционный для аристократического кабинета арсенал – кинжалы, пистолеты, старинвые ружья, охотничьи рога. На тумбочках возле диванов – японские и китайские вазы, настольные часы. Свободные участки стен были заняты маленькими французскими гравюрами, эстампами, фотографиями. Эти предметы не были связаны стилистически, но, хотя и подобрались случайно, прекрасно обрисовывали атмосферу быта богатого владельца.

Более цельное впечатление производила примыкавшая к Гербовому залу Красная гостиная, где стояла ампирная мебель начала XIX века. Однако на стенах, уже в более поздние времена, появились маленькие картинки в основном с видами Швейцарии.

В угловой столовой обращала на себя внимание тяжелая люстра с рожками для свечей. На виду стоял и шкаф с резными женскими фигурами, где хранилось фамильное серебро и хрустальная посуда.

Располагавшийся в угловой комнате будуар, судя по старому описанию, походил на антикварную лавку. Здесь были «два шкапчика с вставками из разноцветных камней, прелестный ампирный гарнитур, наборный комодик XVIII столетня, угловые шкафы и несколько кресел с ручками в виде крылатых сфинксов». Фарфоровыми статуэтками здесь были уставлены все плоскости – столы, полки, столешницы, крышки шкафов. Матово белел на стене подаренный еще фавориту мраморный овальный барельеф Екатерины II, а рядом написанные в светлых красках портреты Павла I и императрицы Марии Федоровны (копии с полотен Рослина). Вперемежку с ними висели поздние жанровые портреты семейства Голицыных.

Будуар через небольшое, теперь уже исчезнувшее при перестройке здания помещение сообщался со спальней. В этой круглой проходной комнате потолок был расписан цветами. Отсюда другая дверь вела на дальнюю лестницу. В спальню можно было попасть и иным путем – из гостиной, которая сообщалась с Гербовым залом.

В конце XIX века застеклили примыкавшие к дворцу крылья-веранды. Вход в них тогда был через двери со стороны парадного двора, которые при реставрации ликвидированы. Попасть в веранды можно теперь лишь из общего коридора. В партере, перед южным фасадом дворца, на месте клумбы стоял чугунный фонтан с двумя расположенными одна над другой чашами. Эти и другие чугунные сооружения, привезенные с уральских заводов С. М. Голицына, не дошли до нашего времени.